Съезд Демократической партии США в Филадельфии завершился большим расколом – и не только между сторонниками Хиллари Клинтон и её противниками, но и между Берни Сандерсом и движением, которое он ещё несколько дней назад возглавлял и символизировал. Сенатор из Вермонта, собиравший по всей Америке многотысячные толпы и зажигавший их своими яркими речами, в Филадельфии выглядел нелепо и беспомощно. Выступив с призывом поддержать Хиллари, он буквально за считанные секунды превратился из харизматичного лидера, воплощавшего надежды миллионов людей, в жалкого провинциального старика, плохо понимающего, что происходит вокруг него. С растерянной улыбкой он повторял, что Хиллари будет отличным президентом, что партия приняла замечательную прогрессивную платформу, уговаривал своих возмущенных сторонников «жить в реальном мире», явно демонстрируя полное отсутствие связи с новой политической реальностью, вне которой он никогда бы не смог стать известным общенациональным политиком.

Сандерса уже мало кто поддерживает, его в лучшем случае жалеют. Не надо его слишком резко критиковать, говорят сочувствующие его горю молодые люди, ведь, в конце концов, именно он поднял знамя движения, пробудил нас, собрал вместе.
Но они ошибаются, приписывая сенатору из Вермонта свои собственные заслуги. На протяжении прошедших 20 лет кандидат, подобный Сандерсу, появлялся почти на каждых праймериз, а потом отсеивался на ранних этапах борьбы.
То, что подобное не произошло с Берни, объясняется вовсе не его особыми талантами или заслугами, а тем, что назрел перелом в самом американском обществе, подспудно накопились и вдруг вырвались наружу потребности в социальных преобразованиях. Эти потребности объективно порождены системным кризисом и противоречиями неолиберализма, которые так или иначе должны быть разрешены. Требовался только повод, чтобы это стихийное настроение, особенно острое среди молодежи, превратилось в политическое движение. Таким поводом стало выдвижение кандидатуры Берни. Волна подхватила его и понесла.

До тех пор, пока он просто произносил речи, отвечавшие настроениям масс, всё шло хорошо. Но именно тогда, когда потребовалось принимать политические решения и действительно проявить качества лидера, сенатор из Вермонта продемонстрировал совершенную беспомощность. Разумеется, дело не только в личных качествах конкретного человека. То, что можно теперь характеризовать как филадельфийскую капитуляцию Берни, готовилось на протяжении почти всей избирательной кампании левыми интеллектуалами из его ближнего и дальнего окружения. Все они — от Ноама Хомского до Майкла Мура — дружно повторяли, что главной опасностью является скандалист и гомофоб Дональд Трамп, что поддержка Хиллари — единственный способ предотвратить катастрофу, которая неминуемо случится, если кандидат республиканцев выиграет выборы. Сегодня эти люди паникуют: они добились своего, развалив движение Сандерса, принудив его самого к капитуляции, и вдруг осознали, что наиболее вероятным исходом при таком положении дел станет именно победа Трампа.

Посмотрев на избирательные махинации, коррупцию аппарата Демократической партии, мошенничество и ложь, миллионы людей вполне резонно сделали вывод, что далеко не Трамп является «большим злом» в сегодняшней американской политике. А капитуляция Сандерса вырвала последние моральные опоры из-под политической риторики демократов. Людям, следившим за выборами, надеющимся на перемены и чувствующим, насколько глубок надвигающийся кризис, стало ясно: от этих политиков ничего хорошего ждать не приходится. И раз даже лучший, честнейший из демократов так позорно сдался, значит, всё безнадежно прогнило.
Если Трамп победит, можно будет с полной уверенностью утверждать, что его избрание предопределил именно Сандерс и именно в тот момент, когда заявил о поддержке Клинтон, тем самым предав не только своих сторонников, избирателей и самого себя, но и американскую демократию. Теперь моральный долг любого порядочного американца — наказать демократов. Всех. Включая Берни. И они это сделают даже не голосуя за Трампа — останутся дома, отдадут голоса кандидату «Зеленой партии» Джил Стайн или либертарианцу Гэри Джонсону. Но тем самым они откроют дорогу Дональду Трампу. И это будет началом новой эпохи для Америки и для мира. Эпохи, когда на место неолиберального консенсуса придет неопределенность риска и свободы.

На самом деле мы сегодня очень мало знаем о Трампе, если не считать его неполиткорректных высказываний, которые на самом деле не имеют никакого значения, ибо не предполагают никаких практических действий, кроме смешного проекта строительства пограничной стены. Но если Трамп и вправду хоть наполовину так опасен, как утверждают либеральные масс-медиа, остановить его может не унылая поддержка «меньшего зла», а лишь энтузиазм массовой радикальной мобилизации вокруг альтернативной программы преобразований. То, что пытался предложить Сандерс и от чего он отказался на съезде в Филадельфии. Нельзя сделать омлет, не разбив яиц. А в условиях, когда забота об интересах яиц является для левых важнейшим идейным принципом, никакой омлет ими никогда сделан не будет. Беда в том, что старания политкорректных яйцезащитников в любом случае бесполезны. Яйца по ходу сюжета будут так или иначе перебиты — только омлета уже не получится.

Политика «меньшего зла» есть как раз путь к катастрофе. В период кризисного слома принцип минимализации риска не просто не работает, а всегда работает на худший из возможных вариантов. В ситуации более чем вероятной победы Трампа политически выживут лишь те левые, кто не поддержал Хиллари. Остальные пойдут на дно вместе с ней. Попытка сохранить в неприкосновенности механизм, который уже не работает, чревата апокалиптическими бедствиями, причем планетарными. Призывы либеральных левых смириться с меньшим злом во имя избегания большего в условиях непрекращающегося кризиса ведут нас от одного несчастья к другому.

Капитуляции левых, следующие одна за другой, не случайны. В основе всех их лежит общая причина — отказ от тех простых принципов, которые собственно и составляли идентичность левого движения.
Эти принципы полвека назад были самоочевидными, но сегодня придется о них напомнить. Первый из них — классовые интересы. Нет, не абстрактная демагогия о сочувствии слабым, инклюзивности и правах меньшинств, а именно конкретные интересы реального рабочего класса. В том числе тех самых «белых мужчин», которых так призирают либералы. Вообще-то «белые мужчины» — это образ, придуманный именно для подрыва классовой солидарности и дискредитации рабочего движения. На практике примерно половину этих «белых мужчин» составляют женщины, а никак не меньше трети из них — представители совершенно других, небелых рас. Но для либерального дискурса это не имеет значения. Логика объединения ради общих, единых задач и целей изображается в этом дискурсе как попытка «белых мужчин» дискриминировать меньшинства с их специальными, особыми, частными интересами. То, что эти частные интересы ведут не только к дискриминации большинства, но и порождают «войну всех против всех», жертвами которой в конечном счете станут те же меньшинства, не имеет значения. Цель такой политики состоит не в защите меньшинств, а в том, чтобы фрагментировать общество, одновременно предоставляя привилегии либеральной элите, которая управляет перераспределением ресурсов между меньшинствами, превращающимися в её клиентелы.

Обсуждая в интернете капитуляцию Сандерса, один из его недавних сторонников заметил: сенатор из Вермонта должен был выбрать, что представляет большую опасность — гомофобская риторика Трампа или диктатура финансового капитала, защищаемая Клинтон. Он пришел к выводу, что гомфобская риторика страшнее. Следует признать, что это и есть очень точное описание «реального мира» по Сандерсу…

Вторым историческим принципом левых было видение исторической перспективы, на основе которой выстраивалась стратегия. Это общее видение было в 1930-е годы у столь разных политиков, как Рузвельт, Троцкий и Сталин. Оно опиралось на представления об объективно назревших задачах развития, решение которых и является сущностью исторического прогресса. Показательно, что либеральные левые в США продолжают называть себя «прогрессистами» (progressives), хотя вопрос о том, в чем, кроме, конечно, отдельных гуманных мероприятий, должен состоять сегодня исторический прогресс, ими даже не обсуждается.
А между тем вопрос более чем ясен. Преодоление неолиберализма является сегодня назревшей исторической задачей — не потому, что мы не любим эту систему или она не соответствует нашим ценностям, а потому что она исчерпала свои возможности развития и может сохраняться только пожирая ресурсы, необходимые для базового воспроизводства общества. Иными словами, чем дольше она сохранится, тем более она будет разрушать себя и подрывать условия жизни для всех нас.

Связь исторической перспективы с классовым интересом определяется ответом на простые текущие вопросы — будут ли создаваться рабочие места, обеспечивающие не просто выживание, но культурное, профессиональное, моральное развитие работников? Будут ли укрепляться профсоюзы, организации трудящихся? На протяжении двух с половиной десятилетий левые дружно критикуют неолиберализм, Всемирную торговую организацию, Международный валютный фонд за то, что их политика свободных рынков привела к ослаблению и десолидаризации рабочего класса. Однако почему-то упорно не хотят признать верность обратной теоремы: в условиях капитализма только протекционизм приводит к укреплению позиций рабочих на рынке труда, к укреплению профсоюзов и опирающихся на них политических организаций. Западноевропейский протекционизм начала ХХ века породил мощную немецкую социал-демократию, а поддержка отечественной промышленности, осуществлявшаяся российскими правительствами Витте и Столыпина, создала важнейшие социальные предпосылки для революции 1917 года. Без перехода к протекционизму в старых индустриальных государствах невозможна и консолидация рабочего движения в странах глобального Юга, ничуть не менее нуждающихся в защите собственных рынков и собственного производства. Без этого немыслимо ни демократическое регулирование, ни социальное государство.

Кампания Берни Сандерса подняла эти темы, но когда встал вопрос о том, что хуже — приправленная гомофобской и антимексиканской демагогией протекционистская программа Трампа или упакованная в безупречно политкорректную лексику антисоциальная повестка Хиллари, выбор был сделан однозначно в пользу последней. Миллионы американских рабочих, независимо от цвета кожи, пола и сексуальной ориентации, сделают совершенно иной выбор. Голосуя за Трампа они реагируют не на его скандальную риторику, даже если эта риторика им нравится, а принимают совершенно осознанное решение, исходя из своих интересов как наемных работников в условиях капитализма. Скандальная риторика была нужна Трампу лишь чтобы привлечь внимание низов общества, чтобы послать им сигнал, выделив себя из массы однотипных фигур. Теперь начинается время содержательной дискуссии. Неолиберальная политика должна быть демонтирована, общественная модель изменена. Если протекционизм станет фактом, предпосылки для нового социального государства будут созданы, а вместе с ними возникнет и почва для нового народного движения, уже без Сандерса и либеральных левых.

Третьим принципом, который всегда был фундаментальным для левой политики была борьба за власть. Именно за власть, а не за представительство, влияние или за присутствие в доминирующем дискурсе. Показательно, что как раз попытка Сандерса вступить в реальную борьбу за власть вызвала возмущение множества левых радикалов, воспринимавших такое поведение как нечто совершенно неприличное. И наоборот, когда сенатор из Вермонта сдал свои позиции, он утешал себя и окружающих тем, что Демократическая партия приняла самую прогрессивную платформу в своей истории, хотя всякий, хоть немного знакомый с устройством американского государства, прекрасно понимает, что такая программа не стоит и бумаги, на которой написана. Ведь все рычаги реальной власти (не только в администрации, но и в партии) находятся у тех, кто никогда не допустит осуществления подобных идей.

Борьба за власть требует соответствующей организации и механизмов мобилизации, куда более жестких, чем сетевые структуры. Но прежде всего она требует воли и политической самостоятельности. Именно поэтому, сколь бы ни были фрустрированы и озлоблены активисты, преданные Санлерсом, поддержка Дональда Трампа не может стать для них выходом. Главная проблема с Трампом не в том, что он гомофоб, а в том, что он капиталист. Да, его победа может оказаться необходимым этапом в процессе преодоления неолиберализма и демонтажа коррумпированной политической системы, но она не принесет торжества позитивной социальной программы. Эту задачу может решить только сознательно построенная организация — прогрессивная в действительном историческом понимании. Сложится ли она вокруг Джил Стайн и её «Зеленой партии» или её создадут активисты, вышедшие из движения Сандерса, это мы увидим в ближайшем будущем. Однако формироваться такая альтернатива должна уже сейчас, вне зависимости от того, насколько велики её шансы на победу в ходе текущего политического цикла. Политическая борьба требует терпения и настойчивости.

Поворот, переживаемый Америкой и Западной Европой, меняет условия жизни и борьбы для миллионов людей во всем мире, открывает перед ними новые возможности. Но, увы, так же очевиден и противоположный вывод: предательство «Сиризы», капитуляция Сандерса и колебания Корбина — это не внутренние вопросы греческой, американской или британской политики… Это неудачи, за которые расплачиваться приходится не только левым во всем мире, но и всему человечеству.
Неолиберальная система, которую пытаются сохранить и укрепить Хиллари Клинтон, Франсуа Олланд и им подобные, уже настолько дисфункциональна, настолько поражена процессами естественного распада, что каждый лишний день её существования подрывает базовые механизмы воспроизводства общества. Если мы не готовы бороться за её слом, она всё равно разрушится естественным образом. Только альтернативой ей будет не новый общественный порядок, не «иной возможный мир», о котором мечтали антиглобалисты, а стихийно нарастающие хаос и варварство. Паралич воли, поразивший левое движение эпохи неолиберализма, должен быть преодолен. Начинается представление большой глобальной драмы, в которой всем нам предстоит ещё сыграть свою роль. Мы должны принять на себя ответственность за рискованные и опасные решения, понять, что нельзя быть милыми и приятными для всех, нельзя побеждать без борьбы и жертв.

Борис Кагарлицкий